CBDC как значимый нацпроект. В поисках артикулированной цели и экономических обоснований

Начнем с того, что многие участники рынка сходятся во мнении — привычных разговоров про бесспорные преимущества цифровой экономики в условиях постоянных утечек данных, роста кибермошенничества и часто неэффективной работы удаленных каналов становится значительно меньше, в том числе и на самом высоком уровне. Судя по всему, подход государства к этой теме сегодня пересматривается, и в обозримом будущем в данной области можно ожидать неких решительных организационных, а возможно, и кадровых решений. Остается надеяться, что все это добавит осмысленности текущим стратегическим инициативам, которые сегодня вызывают все больше вопросов.

Цифровой руб­ль. Много аргументации при отсутствии озвученных целей?

В конце января 2021 года Банк России разместил на своем официальном сайте Аналитическую записку с интригующим названием «Что изменится для банков и их клиентов с введением цифрового руб­ля». С содержанием этого 18‑страничного документа многие наши читатели, вероятнее всего, уже ознакомились самостоятельно, поэтому мы поговорим о нем в разрезе общей оценки. А она заслуживает отдельного внимания — ​прежде всего по той причине, что, ничуть не сомневаясь в колоссальной значимости и актуальности внедрения таких инструментов, как CBDC, мы видим: в России подобный проект пока не получил четко артикулированных экономических обоснований.

Авторы Аналитической записки поставили перед собой задачу рассказать, почему финансовым институтам не стоит бояться цифрового руб­ля.

В этом документе специалисты со стороны регулятора высказывают интересные предположения — ​сокращение доходов банков, по мнению регулятора, будет способствовать переходу на более инновационные дистанционные формы ведения бизнеса (­почему-то сокращение доходов в других отраслях российской экономики этому не способствовало), а рост комиссионных доходов, т. е. дополнительных сборов с граждан и бизнеса, не будет негативно влиять на привлекательность банковских продуктов для физических и юридических лиц.

Однако при этом по непонятным для нас причинам даже не производилась оценка потенциального перетока средств бизнеса и граждан в силу наличия потребности в безрисковом и бесперебойно работающем инструменте с учетом роста жалоб на мошенничество с помощью банковских сотрудников и блокировки счетов бизнеса на базе ужесточения 115-ФЗ. В документе также не поднимается и вопрос распределения расходов на внедрение инфраструктуры обслуживания еще одного средства платежа между финансовым сектором и ритейлом — ​он тоже деликатно вынесен за скобки.

При этом с запуском в России CBDC назревает существенный пересмотр ключевых принципов работы действующей банковской системы. И с этой точки зрения ключевой риск развития в РФ CBDC сводится к тому, как именно и в какой мере при внедрении цифрового руб­ля будет определена судьба банков, — ​и будет ли она определена вообще.

Очевидно, что от выбранной Банком России модели выпуска цифровой валюты будет во многом зависеть и масштаб последствий для финансовых институтов. В худшем случае коммерческим банкам придется оплачивать организацию всей инфраструктуры по приему и обмену этой новой формы денег, а также конкурировать за пассивы с регулятором, что может стать трудной задачей. Особенно если Центробанк будет регулировать условия выплаты зарплат, пенсий, пособий по аналогии с картой «Мир» и, потенциально, СБП, предлагать процент на остаток, или если очередной финансовый кризис или другие факторы (регуляторные инициативы, рост мошенничества, увеличение стоимости обслуживания) спровоцируют отток клиентов из банков.

В то же время представляется очевидным, что если российская CBDC будет распределяться через коммерческие финансовые учреждения, то это позволит ЦБ избежать значительной части затрат и рисков, связанных с проверкой и обслуживанием клиентов, предоставлением им дополнительных услуг (таких как кредиты и инвестиционные продукты), а также созданием и эксплуатацией технологий и операций.

В мировой практике существует несколько моделей внедрения CBDC. Одна из них предполагает фундаментальную трансформацию денежной системы, когда в национальной денежной системе остается один эмитент — ​ЦБ, а все остальные участники, включая банки, право эмиссии валюты теряют. При этом происходит полное разделение денежной и банковской систем. Первая остается под государством, как и положено национальной инфраструктуре. Банки остаются, но их функции сильно урезаются, от банков уходит такая функция, как ведение текущих/расчетных счетов, но остаются функции привлечения свободных средств (CBDC) и выдачи кредитов из привлеченных средств. Также, скорее всего, может остаться функция обслуживания владельца счетов ЦВЦБ. Техническая функция ведения счетов цифровой валюты может выполняться специализированными компаниями типа процессинговых центров. За ЦБ же остаются функции регулятора и эмитента. У такой модели есть ряд преимуществ, и говорить в этом случае о риске монополизации денежного обращения было бы, скорее всего, неправильно в принципе.

Однако в настоящее время ЦБ такую модель не обсуждает. Возможно, мегарегулятор просто не хочет слишком сильно пугать банки, которым сегодня и так непросто. И это не может не волновать, ведь половинчатое решение, которое, по всей видимости, планирует ЦБ, может оказаться для рынка просто неинтересным. Так, например, некоторые критики предложения ЦБ справедливо отмечают, что все преимущества половинчатого решения могут быть достигнуты путем доработок существующих решений — ​и даже без введения цифрового руб­ля.

Но вернемся к январской Аналитической записке специалистов ЦБ — ​почему она вызывает серьезное беспокойство у банков? По мнению многих экспертов, в этом документе, как и в ряде недавних официальных заявлений представителей мегарегулятора, наблюдается определенный логический разрыв. Последний выражается в повышенном внимании к второстепенным деталям проекта и недвусмысленным посыле к банкам в плане обязательности участия в новой инициативе на фоне фактического отсутствия количественной постановки целей проекта и конкретных задач/расходов участников рынка, связанных с созданием и продвижением цифрового руб­ля. В документе эти важнейшие моменты заменены описанием некоторых потенциальных, но не определяющих последствий нововведения для банков — ​в том виде, в каком они видятся его авторам.

Артикуляция того, что в действительности должна получить российская экономика в результате реализации программы цифрового руб­ля, равно как и четко сформулированное экономическое обоснование для реализации этого более чем масштабного нацпроекта, к сожалению, остались за рамками этой записки. А ведь проект, безо всякого сомнения, потребует значительных бюджетных (и не только) вложений в нынешнее не самое благоприятное для участников рынка и экономики страны время.

Запрет «госзакупок» банков. Оздоровление конкуренции или?..

Еще одно событие января — ​правительство выразило желание ввести ограничения на покупку банков государством. Законопроект, подготовленный Минэком, направлен на защиту конкуренции; его авторы поясняют, что еще в 2018 году доля государства в банковском секторе достигла 70%. Какие юридические перспективы может иметь этот документ? Может ли он в случае своего принятия реально повлиять на оздоровление конкуренции на рынке банковских услуг?

Как отмечают некоторые наши эксперты, предложенный законопроект в текущей редакции носит скорее декларативный характер, поскольку в нем допускается увеличение доли государства в банковском секторе как за счет санации, так и «в формате исключений». А в Российской Федерации, как мы знаем, уже накоплен богатый опыт использования исключений в качестве правила работы государственных институтов.

После финансового кризиса 2008 года доля банков с государственным участием возросла во всем мире. Не будем также забывать, что государство в кризисной ситуации вынуждено входить в капитал банков во всех странах — ​прежде всего с целью избежать разного рода финансовых потрясений и дестабилизации ситуации. Согласитесь — ​когда очередной банк начнет «впадать в кому», навряд ли российское или любое другое правительство будет готово допустить коллапс банковской системы ради сохранения принципов рыночного управления экономикой. При этом проблемой многие зарубежные экономисты считают не государственное участие как таковое, а скорее отсутствие в РФ и ряде других развивающихся стран надлежащих правовых конструкций для обеспечения контроля за тем, насколько эффективно осуществляется управление государством своей собственностью.

Поэтому, чтобы уменьшить долю государства в банковском секторе, возможно, логичнее было бы обеспечить эффективный общественный контроль за государственными активами, чем очередной раз декларировать нереализуемые на практике цели.

Карты МПС со счетами в цифровой валюте. Что дальше?

Еще один тренд наступившего года — ​розничные расчеты в цифровых валютах. В январе гендиректор Visa Альфред Келли заявил, что компания собирается дать держателям карт возможность совершать покупки с использованием цифровых валют.

Впрочем, по мнению некоторых экспертов, названное условие уже реализовалось. Так, Visa еще в конце 2020 года анонсировала, что подключила свою глобальную платежную сеть из 60 млн торгово-­сервисных предприятий к цифровой валюте — ​U. S. Dollar Coin (USDC), разработанной Circle Internet Financial на популярном блокчейне Ethereum. Так что и национальные цифровые валюты (CBDC), и стейблкоины, несомненно, имеют сегодня все шансы претендовать на статус «признанного средства обмена». Кто победит — ​государственные или частные цифровые деньги — ​покажет время.

В целом же никаких технологических затруднений с использованием цифровых валют при платежах с помощью карт не видится. Не придется даже ничего принципиально менять — ​платежная система, будь то Visa или ­какая-либо иная, прекрасно умеет делать конверсию валют в онлайне.

Рост доли безнала на фоне увеличения объема наличных?

Начало 2021‑го ознаменовалось весьма впечатляющим, хотя и вполне предсказуемым на фоне пандемии событием — ​было установлено, что доля безналичного оборота в РФ в 2020 году составила рекордные 54,1%. Несомненно, свое влияние оказали продолжающие действовать «меры социального дистанцирования», рост покупок в интернете, удобство оплаты бесконтактным способом, развитие программ лояльности, которые, судя по всему, будут и в дальнейшем способствовать увеличению количества безналичных платежей в розничной торговле. Однако совершенно ясно и другое — ​в этом случае мы наблюдаем последствия перехода количественных показателей в качественные. Ведь если приучить население к безналичной оплате удалось по большей части еще до коронакризиса, то теперь, во время пандемии и всевозможных карантинов, можно говорить о том, что граждане начинают отучаться от операций с наличными деньгами. По сути, это два ключевых тренда, которые будут иметь продолжение в 2021 году.

А вот причины роста другого статистического показателя представляются менее очевидными. В том же 2020 году объем наличных денег в экономике вырос на 26% (2,8 трлн руб­лей), составив 13,4 трлн руб­лей. В то же время доля наличных в выручке всех ритейлеров, за исключением аптек и продуктовых магазинов, заметно снизившаяся в период антиковидных ограничений, после снятия локдауна вернулась всего лишь к прежним значениям. Таким образом, можно констатировать, что снятые в рекордном объеме наличные не пошли в розницу.

На этом фоне ряд экспертов высказывают обоснованные сомнения, что это противоречие объясняется исключительно активностью физлиц, в том числе за

щитивших свои накопления от безакцептных списаний со счета по судебному решению для оплаты просроченных кредитов, штрафов и налогов. По их мнению, есть все основания предполагать — мы имеем дело с результатом совокупности действий физических и юридических лиц. Очевидно, что первопричиной в обоих случаях является недоверие государству, особенно в кризис, и боязнь потерять деньги на счетах. Например, часть того же населения вывела свои деньги из банков и купила на них в обменниках валюту, ожидая дальнейшей девальвации руб­ля.

В свою очередь, многие юрлица, в основном — ​представители малого и среднего бизнеса, стали переходить на «серые» схемы работы и наличные расчеты для снижения налоговой нагрузки в наступившее трудное время. Например, выдавать зарплату в конвертах — ​так, по данным сервиса «Работа. ру», около 12% россиян во время пандемии коронавируса перевели на «серую» зарплату.

Особую роль здесь могли сыграть банковские VIP-клиенты из числа предпринимателей, большинству из которых пришлось в сложившейся кризисной ситуации срочно заняться оперативным управлением своими бизнесами, чаще всего представляющими собой сложную экосистему средних и малых розничных предприятий. Как известно, возможность оперировать наличными значительно расширяет потенциал оперативного управления в этом сегменте, позволяя быстро и, что немаловажно, непрозрачно для контролирующих органов перенаправлять финансовые ресурсы от одних предприятий в другие. В период кризиса все эти факторы играют первостепенную роль.

Что же касается объемов сумм, обналиченных клиентами российского private banking, то они по понятным причинам не могут быть подсчитаны даже приблизительно, однако их предполагаемый порядок показывает, что на данный источник может приходиться значительная доля от упомянутых 2,8 трлн рублей, добавившихся в 2020 году к объему наличных в российской экономике.

Наряду со многими другими актуальными темами эти вопросы будут обсуждаться в ходе 11‑го Международного ПЛАС-Форума «Платежный бизнес 2021» и 12‑го Международного ПЛАС-Форума «Банковское самообслуживание, ритейл и НДО 2021», которые пройдут 26‑27 апреля 2021 года в Москве.

Не забывайте, мы всегда с Вами! Даже во время кризисов и пандемий, что, безусловно, свидетельствует о важности и прочности нашего общего дела!